Упадок русской культуры презентация

Удерживающая от зла

С.В. Перевезенцев

Как-то уже привычно говорится — “в XIX столетии произошел взлет русской культуры” или “XIX век — Золотой век русской культуры”. И ведь в самом деле было так. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой, Тургенев, Тютчев, Фет — это писатели, превратившие русскую литературу в классику литературы мировой. Глинка, Мусоргский, Даргомыжский, Римский-Корсаков, Чайковский, Бородин — мировые величины в музыке. Брюллов, Кипренский, Тропинин, Иванов, Репин, Шишкин, Саврасов, Левитан, Крамской, Суриков, Айвазовский — величайшие в мировой истории живописцы.

Благодаря русским гениям литературы, музыки, живописи мы сегодня и сам XIX век знаем, как кажется, лучше иных времен русской истории, и даже лучше наших собственных времен. Больше того, русский XIX век до сей поры живет в нас, одухотворяет нашу сегодняшнюю жизнь. И мы сверяем свои мысли и поступки с героями русской литературы — Татьяной Лариной, Чацким, Раскольниковым, Алешей Карамазовым, Базаровым... И мы вдохновляемся “Половецкими плясками”, “Картинками с выставки”, алябьевским “Соловьем”... И нам никак не прожить без шишкинского “Утра в лесу”, левитановского “Над вечным покоем”, суриковской “Боярыни Морозовой”...

И вправду, кажется, что XIX век мы знаем вдоль и поперек. Но так ли это? Вообще, правильно ли понимаем суть, глубинную смысловую суть русского XIX века? Нас долго учили тому, что в это столетие произошел “взлет” светской культуры, которая, во имя “прогресса”, стала вытеснять культуру традиционную, православную. И это правда, но, как известно, может быть много “правд”, вот только Истина одна. Правда состояла в том, что светская культура взяла на себя право заявить о себе как о единственной истинной культуре, ибо она строилась на естественно-научных и материалистических, т.е. реальных основаниях. И, достигнув больших успехов в овладении материальным миром, светская культура начала воспевать свою единственность и истинность. Но Истина была в другом — подлинные творцы русской культуры в XIX столетии использовали лишь формы светской культуры (литература, музыка, живопись), но смысловое содержание их произведений было глубоко традиционным и глубоко православным. Подлинные творцы

русской культуры с помощью новых форм несли в мир вечные христианские истины, причем в том преломлении, как их понимала и осмысливала русская душа, русское сердце. И в этом выражалась их борьба, их стояние в битве за Православную Истину, которую вела Россия на протяжении всего XIX столетия.

Вот здесь и открывается основной, глубинный и сокровенный смысл всего XIX века в отечественной истории — на протяжении всего XIX столетия Россия вела битву за Истину, дарованную людям Спасителем. В XIX столетии Россия как былинный богатырь вступила в бой с многоглавым чудищем Змеем Горынычем — либеральной и революционной гидрой, покорившей Европу и ставшей просовывать свое ядовитое жало в русские земли, стремясь поразить русские души и сердца. Для лучших русских умов — и правителей, и мыслителей — было ясно: если это чудище окончательно покорит Россию, то это будет означать воцарение антихриста на Земле и, как следствие, гибель человечества, погрязшего во грехе.

Битва за Истину была трудна, в ней не обходилось и без тяжелых потерь. На поле сражения смертью храбрых пал император Александр II, принесший Руси столь долгожданное освобождение от крепостничества. Но были и несомненные успехи — дважды, во времена царствований Николая I и Александра III, Россия выходила победительницей в этой смертельной схватке.

Однако и внутри самой России на протяжении XIX столетия все более разрасталась раковая опухоль “прогрессизма” и “образованщины”, поразившая русские образованные круги и, особенно, русскую интеллигенцию. Уверенность в “благости” “прогресса” на западный лад, все утверждающаяся устремленность к овладению материальным миром изнутри разрушали русское традиционное общество, русские традиционные идеалы и символы. И если эти метания русской души в выборе духовного или же физического бессмертия в XIX веке отечественные власти и наиболее дальновидные мыслители еще могли остановить, удержать, подправить и успокоить, то в XX столетии Молох материальности вырвался из удерживающих его узд. И только Святая Русь продолжала стоять на страже Вечности…

В ночь с 11 на 12 марта 1801 года группа заговорщиков осуществила дворцовый переворот, направленный против Павла I. Император Павел был убит. На престол вступил его старший сын Александр I Павлович (1777—1825).

С самого своего рождения Александр оказался втянут в дворцовую интригу, инициатором которой была его бабка императрица Екатерина II, а целью — отстранение от власти нелюбимого ею сына Павла. Императрица сразу же отобрала мальчика у родителей и лично занималась его воспитанием. Наставником будущего императора был сторонник просветительских идей, убежденный республиканец и масон Ф.П. Лагарп. В 1793 году по настоянию Екатерины II Александр женился на баденской принцессе Луизе, нареченной в православии Елизаветой Алексеевной, однако их брак был несчастливым и бездетным.

Юный Александр оказался в сложном положении — он метался между венценосной бабкой и полуопальным отцом. Необходимость поддерживать отношения с ненавидящими друг друга Павлом и Екатериной воспитывали в молодом Александре черты, характерные в будущем для его политики, — скрытность, гибкость ума и изворотливость.

Еще В.О. Ключевский подчеркивал, что “Александр должен был жить на два ума, держать два парадных обличия... двойной прибор манер, чувств и мыслей”. Эта вечная привычка иметь обо всем “двойное суждение” сказывалась на протяжении всей жизни российского императора. Более того, по мнению современного исследователя Б.Н. Тарасова, “противоречия” и “колебания” Александра были живым отражением и продолжением глубокой исторической драмы европеизации России в послепетровское время. Надрыв духовного и политического сознания, образовавшийся в XVIII веке, в правление Александра I только углубился. По сути дела, при Александре I “старая” Россия, охваченная “новыми” веяниями европейских начал, в очередной раз оказалась на распутье, на границе двух миров. И если ранее Александр метался между отцом и бабкой, то, став государем, он метался между разными традициями — духовными, социальными, политическими… Его мучил тот выбор, который предоставила ему история, выбор дальнейших путей развития России. Укреплять православные основы русского бытия или “открыть ворота” новым духовным веяниям? Принять новый для России “конституционализм” или же упрочить основы самодержавия? Сохранить существовавший сословный строй или же вести Россию к “равноправию” сословий? Все эти вопросы действительно мучительно и противоречиво сталкивались в душе и разуме императора Александра Павловича. И зачастую он не знал, какой же ответ выбрать. Ведь не случайно в последние годы царствования, в те времена, когда, казалось бы, царь окончательно пришел к убеждению о необходимости упрочения традиционных основ российского самодержавия, он поручил Н.Н. Новосильцеву разработать российскую конституцию — “Уставную грамоту”, а А.А. Аракчееву — проект освобождения

крестьян с землей. За несколько дней до смерти Александр признавался начальнику Главного штаба И.И. Дибичу: “А все-таки, что бы ни говорили обо мне, я жил и умру республиканцем...”

Просветительские и республиканские идеи Александр впитал, конечно же, под влиянием своего воспитателя Лагарпа. Но и сам “дух времени”, казалось бы, призывал российского императора к изменению российских устоев на европейский манер. Он был убежден, что введение “законно-свободных учреждений” без потрясения общественных основ есть “великая и спасительная истина” нового времени, “полезная для человечества цель”. В упрочении подобной убежденности императора большую роль сыграли его ближайшие друзья, молодые аристократы, объединенные масонскими узами, П.А. Строганов, В.П. Кочубей, Н.Н. Новосильцев, А. Чарторыйский, которые приобрели значительную власть над мыслями и чувствами государя. Оказался Александр I подвержен и влиянию модного в то время мистицизма, в основе которого лежала оккультная гуманистическая и масонская идея создания единой “всеобщей религии”.

В начале XIX в. вообще наступает настоящий расцвет масонских лож в России. Масонами стали император Александр I, императрица Елизавета Алексеевна, брат императора и наследник престола великий князь Константин Павлович. Солидную сеть лож возглавила созданная с разрешения Александра I в 1810 году “Великая директоральная ложа Владимира к порядку”. Еще целый ряд лож подчинялся Великой ложе “Астрея”, напрямую связанной с Лондоном. Ложи оказались заполнены знатью, офицерами, деятелями науки и культуры.

Именно молодые масоны-аристократы и составили ближайший и тесный кружок “реформаторов”, сложившийся вокруг императора в первые годы его царствования и получивший название “Негласного комитета”. Они мечтают о конституционных преобразованиях, отмене крепостного права и духовном преображении русского общества на основе мистической идеи “всеобщей религии” (недаром наиболее образованных священников стали приглашать в масонские ложи). На самом деле, из всех преобразований, которые тогда были необходимы России, назвать можно только отмену крепостного права.

Но молодой император был полон реформаторского энтузиазма. В начале своего царствования Александр I отменил указы Павла I, ограничивавшие привилегии дворянства,

провел некоторые административные преобразования, объявил амнистию политическим заключенным и ссыльным. 20 февраля 1803 года был издан указ о “вольных хлебопашцах”, предусматривавший освобождение крестьян по их обоюдному согласию с помещиками. Либеральная политика проводилась в сфере просвещения и печати. Цензурный устав 1804 года был самым либеральным в России XIX в. Реформа народного образования 1803—1804 гг. ввела бесплатное обучение в начальной школе. В это же время были основаны несколько новых высших учебных заведений, в том числе Санкт-Петербургский университет.

Главным идеологом преобразований в области государственного управления стал Михаил Михайлович Сперанский (1772—1839), выходец из семьи приходского священника.

Фамилию Сперанский Михаил получил при поступлении во Владимирскую семинарию с легкой руки своего дяди Матвея Богословского (от латинского слова “speranta” — надежда). С 1795 года Сперанский начал преподавать в Петербургской Александро-Невской семинарии, считавшейся лучшей в России. За 12 лет, с 1795 по 1807 гг., Сперанский прошел путь от рядового преподавателя Александро-Невской семинарии до статс-секретаря императора Александра I. В 1808 году М.М. Сперанский был назначен членом комиссии составления законов и товарищем министра юстиции.

Уже в 1802—1811 гг. под руководством М.М. Сперанского были проведены преобразования органов центрального управления — петровские коллегии были заменены министерствами. Но Сперанский хотел большего.

Разрабатывая государственные реформы, Сперанский стремился к тому, чтобы встроить Россию в “общий путь всех народов”, превратить русский народ в народ “просвещенный и коммерческий”. При этом он понимал, что проведенные реформы вызовут значительные изменения в русской жизни: “Желать наук, коммерции и промышленности и не допускать самых естественных их последствий; желать, чтобы разум был свободен, а воля в цепях... Нет в истории примера, чтобы народ просвещенный и коммерческий мог долго в цепях оставаться”. Поэтому Сперанский был настроен основательно перекроить государственный строй России: “надо резать по живому”, “кроить, не жалея материи”.

План государственных преобразований был подготовлен М.М. Сперанским по распоряжению императора в 1809 году и изложен во “Введении к уложению государственных законов”. Согласно проекту во главе государства должен был стоять

монарх, облаченный всей полнотой власти. При нем создавался Государственный Совет, совещательный орган из назначаемых монархом сановников. В качестве высшего представительного органа в России предполагалось создать выборную Государственную Думу. Роль высшей судебной инстанции был призван исполнять Сенат, назначаемый государем пожизненно из числа представителей, избранных в губернских думах. Высшим органом исполнительной власти, согласно плану, становились министерства.

В основе выборной системы М.М. Сперанского лежал имущественный ценз. Все население России делилось на три категории: дворянство, обладавшее всеми гражданскими и политическими правами; люди “среднего состояния” (купцы, мещане, государственные крестьяне), которые имели только гражданские права — собственность, свободу занятий и передвижения, право выступать от своего имени в суде, и “народ рабочий” — помещичьи крестьяне, слуги, рабочие, не имеющие практически никаких прав. Избирательным правом могли пользоваться только представители первых двух сословий. Для третьего сословия — “народа рабочего” — проект реформы представлял некоторые гражданские права при сохранении крепостного строя. Сперанский считал, что крепостное право постепенно отомрет само с развитием промышленности, торговли и просвещения.

Однако плану реформ не суждено было воплотиться в жизнь. Предложения М.М. Сперанского были слишком радикальны в российских условиях начала XIX в. Они вызвали не просто недовольство, но и открытый протест многих русских государственных и общественных деятелей.

Своеобразным ответом Сперанскому стала знаменитая “Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях”, написанная Н.М. Карамзиным в начале 1811 года.

Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) к началу XIX столетия уже был известен как литератор, автор популярных произведений. В молодости он отдал должное тогдашним увлечениям “модными” политическими новациями и идеями, имеющими западное происхождение, состоял в масонской ложе. Но в начале XIX столетия Карамзин занялся изучением отечественной истории — и его мировоззрение перевернулось. Отброшены оказались все “модные” учения, ибо Николай Михайлович увидел, что у России — свой, совершенно особый и отличный от западного путь развития. Вполне естественным стал для Карамзина и принципиальный разрыв с масонством. К началу 1811 года Н.М. Карамзин

уже написал первые тома своей знаменитой впоследствии “Истории государства Российского”.

В “Записке о древней и новой России” Н.М. Карамзин доказывал, что, учитывая природные, географические и исторические условия, наиболее целесообразной формой правления для России может быть только самодержавие. Именно самодержавное правление всегда обеспечивало процветание и могущество Российского государства. При этом историк особенно подчеркивал глубочайшую внутреннюю связь самодержавного принципа верховной власти с православной верой и нравственным духом народа, ибо именно из духа народа и вырастало признание благодатной роли российского самодержавия. Поэтому все реформы на европейский лад, по убеждению Карамзина, могут только ослабить Российскую империю: внешние преобразования способны разрушить внутреннюю жизнь российского общества и привести к господству анархии. И не случайно позднее именно эту карамзинскую “Записку” назовут первым манифестом русского политического консерватизма.

В марте 1811 года состоялась встреча Н.М. Карамзина и Александра I, во время которой историку пришлось... доказывать императору необходимость сохранения самодержавия! Вот что написал Н.М. Карамзин в одном из писем о своем разговоре с Александром I: “...Говорил с ним немало, о чем же? О самодержавии! Я не имел счастия быть согласен с некоторыми его мыслями...” Да и Александр был недоволен разговором с историком, особенно после чтения его записки. И только через пять лет, когда изменились взгляды самого императора, он вернул Карамзину свою благосклонность.

Кстати, судьба карамзинской “Записки о древней и новой России” оказалась непростой. При жизни сам Карамзин ничего и никому не говорил о ней. В 1836 году ее попытался опубликовать А.С. Пушкин в своем “Современнике”, но отрывок из статьи Карамзина с вымарками цензора вышел в журнале в 1837 году, уже после смерти поэта. Позднее искаженные цензурой и самими публикаторами тексты записки публиковались в 1870 и 1900 гг. Наконец, в 1914 году удалось представить публике более или менее полное издание этого сочинения Н.М. Карамзина. И только в 1988 году, трудами писателя и историка А.Ю. Сегеня, в России появилась самая авторитетная публикация “Записки о древней и новой России”.

Осуждение реформ Сперанского российским обществом тем не менее не могло не повлиять на мнение императора Александра I. В итоге, он разрешил претворить в жизнь лишь отдельные, второстепенные, элементы плана реформы. В 1810 году был учрежден Государственный Совет. Несколько позже, в 1811 году, по инициативе Сперанского были реорганизованы министерства. При этом было упразднено министерство коммерции, дела которого распределились между министерствами финансов и внутренних дел. Для решения вопросов внутренней безопасности страны было образовано министерство полиции. На этом реформы закончились. План преобразования Сената так и не был осуществлен, несмотря на то, что обсуждался в Государственном Совете довольно долго. А в марте 1812 года Сперанский был отправлен сначала в отставку, затем в ссылку в Нижний Новгород, а оттуда в Пермь, где пробыл до 1816 года.

Отставка Сперанского и прекращение государственных реформ были вполне объяснимы — над Россией нависла угроза новой войны с Наполеоном и тут уж было не до реформ.

На протяжении нескольких лет Александр I активно участвовал во всех антинаполеоновских коалициях, однако военные кампании 1805—1807 гг. окончились для русской армии неудачно. Военные поражения и распад коалиции заставили Александра I пойти на переговоры с Наполеоном. Летом 1807 года в Тильзите был заключен мирный договор, согласно которому Россия вынужденно присоединилась к континентальной блокаде Англии. Тильзитский мир не встретил поддержки в России. В то же время он не удовлетворил и Наполеона, стремившегося к мировому господству. Нарастание противоречий между Россией и Францией привели к походу Наполеона на Россию в 1812 года, в ходе которого он и потерпел сокрушительное поражение.

Отечественная война 1812 года, когда весь народ поднялся на защиту своего Отечества, а русские солдаты и офицеры проявили чудеса стойкости и героизма, значительно повлияла на общественную и духовную жизнь страны. Оказалось, что именно “отсталая” и “темная” Россия, в отличие от всех “просвещенных” и “передовых” государств Европы, смогла не только остановить могущественного завоевателя, но и спасти от его завоеваний саму Европу. И победу в войне с Наполеоном обеспечили два главных фактора — величайший духовный подъем народа и мощное, единое самодержавное государство.

Когда в 1814 году русские знамена взвились над покоренным Парижем, имя

российского императора стало греметь славой по всему европейскому континенту. Под влиянием этой победы и произошел перелом в сознании самого императора Александра I — он уверился в жизнеспособности русской монархии. Тем более что Россия значительно расширила свои пределы: еще до войны в ее состав вошло Великое княжество Финляндское, а после войны — Царство Польское.

Кроме того, в душе императора воспылало религиозное чувство, ибо он осознал себя исполнителем Божией воли, орудием Божиего Промысла. В 1815 году по инициативе Александра I возникает Священный Союз европейских монархий, имеющий, помимо политических задач — защиту монархического принципа правления по всей Европе, еще и задачу мистическую — служение “высоким истинам, внушаемым вечным законом Бога-Спасителя”.

С того же 1815 года в правлении Александра I значительно усиливаются консервативные черты и во внутренней политике. Учреждаются военные поселения, были отменены либеральные указы первых лет царствования о крестьянах. В течение 1821—1823 гг. создается разветвленная сеть тайной полиции в гвардии и армии.

Однако возникли и проблемы. По словам русского поэта Г.Р. Державина, государь говорил ему в 1814 году: “Да, Гавриил Романович, мне Господь помог устроить внешние дела России, теперь примусь за внутренние, но людей нет”. В самом деле, если в душе царя воспылало монархическое чувство, то было немало тех, кто, наоборот, победив Европу, еще более уверился в истинности именно “западного” пути развития. В том числе внушаемый и такими советниками, Александр I даровал в 1815 году конституцию Царству Польскому, а в 1816—1819 гг. провел крестьянскую реформу в Прибалтике.

В самом русском обществе время после победы в Отечественной войне 1812 года — это период духовной нестабильности и разброда, период идеологических брожений и разрастания революционных настроений. Так, в среде русского офицерства начинает зреть заговор против императора и существующей формы правления. Создаются различные тайные общества, имеющие своим истоком масонские ложи. Еще во время заграничных походов 1813—1814 гг. русские офицеры создавали “военно-походные ложи”. Многие из них были приняты в масоны зарубежными, в т.ч. французскими, ложами. Членами масонских лож были многие будущие “декабристы” — П.И. Пестель, С.П. Трубецкой, И.Д. Якушкин и др. Участники тайных организаций хотели “пересадить Францию в Россию”, утвердить в российских пределах идеалы свободы, равенства и братства, республиканские формы

правления.

К тому же в России в послевоенное время начинают расцветать всевозможные оккультные и мистические общества, причем побуждаемые и поддерживаемые самим царем, который не был тверд в православном вероучении, но на основе с детства впитанных им просветительских убеждений искал некую общую для всего мира религиозную истину. Александр I не просто поддерживал мистиков и оккультистов, но постоянно советовался с ними, беседовал, испрашивал у них толкования скрытого смысла неясных ему мест Ветхого и Нового Заветов. Мистиком был и близкий друг царя, обер-прокурор Святейшего Синода и министр специально созданного Министерства духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицын, который вел дело к объединению всех религий в одном мистическом культе некого “универсального единого христианства”, поддерживал распространение инославных религий и запрещал защиту православия.

Страна была наводнена иезуитами, одно время (1811—1820 гг.) получившими даже возможность учредить целый учебный округ своих школ с Полоцкой академией во главе. Тогда же открывается как бы палладиум всего религиозно-мистического движения начала XIX столетия — Библейское общество (1813 г.), председателем которого стал А.Н. Голицын, а членами различные духовные лица, как православные, так и инославные. Веротерпимость и внеконфессиональность слишком часто обертывалась покровительством сектантам (особенно духоборам молоканам, даже скопцам, — в этой среде хорошо расходились “мистические” книги...). И, во всяком случае, слишком часто тогда декларировали против “наружной церковности”, в надежде сорвать эти “обветшалые пелены” с истинного и внутреннего христианства. В некоторых открыто изданных сочинениях можно было прочитать и о “тьме нелепостей и суеверий, называемых Греко-Католическим Восточным исповеданием”, которую подобает разогнать “светом Божественной книги”.

Лишь немногие тогда выступили против духа мистицизма, поразившего высшие сословия России. Одним из них был иеромонах Фотий (в миру Петр Никитич Спасский) (1792—1838), в скором будущем — архимандрит Юрьева Новгородского монастыря.

Родившийся в семье дьячка, Фотий в 1817 году принял монашество, в сане иеромонаха был назначен законоучителем 2-го кадетского корпуса. Именно тогда иеромонах Фотий прославился в Петербурге своим строгим аскетизмом и верностью устоям православия, резко выступил против мистицизма. За свои взгляды в 1820 году Фотий был

удален из Петербурга и назначен настоятелем Деревяницкого монастыря. В 1822 году его перевели в Сковородский монастырь, а затем в Юрьев Новгородский монастырь в сане архимандрита.

В 1822 году, поддержанный А.А. Аракчеевым и генерал-адъютантом Ф.П. Уваровым, Фотий был вызван в Петербург и принят Александром I, на которого произвел сильное впечатление. В 1824 году Фотий подал на имя императора две записки, в которых показал вред от распространения мистицизма и потребовал увольнения А.Н. Голицына. На этот раз государь уступил требованиям Фотия, Голицын был уволен, а его министерство ликвидировано.

Разочарование в мистицизме сопровождалось и тем, что Александр I крайне отрицательно стал относиться к масонству. Русские масонские ложи всегда управлялись из зарубежных масонских центров, каналы этого управления были тайными. Поэтому всегда существовала возможность превратить российские масонские “братства” в центры политического влияния и сбора важной информации. Это было особенно опасно, поскольку в ложи входили люди сановные и влиятельные. Кроме того, среди некоторых масонов начали возобладать революционные настроения. Поэтому в 1822 году императорским указом деятельность всех тайных обществ, и в первую очередь масонских лож, была запрещена. Знаменательно, что этот запрет подтверждали все остальные российские императоры.

Расставание Александр I с друзьями-мистиками и прежними увлечениями одновременно привело к возвышению новых советников, которых можно считать бoльшими сторонниками прежних традиционных воззрений. Именно в последние годы царствования Александра происходит новое возвышение А.А. Аракчеева, третье в жизни этого интересного государственного деятеля.

Алексей Андреевич Аракчеев (1769—1834) был родом из семьи бедного помещика. С 1792 года Аракчеев оказался приближен к цесаревичу Павлу Петровичу. В 1796 году, на следующий день после восшествия на престол Павла I, Аракчеев был назначен комендантом Петербурга. В 1797—1798 гг. — командир Преображенского полка и генерал-квартирмейстер всей армии. Но затем он был уволен со службы с запрещением жить в Петербурге.

Вновь возвысился Аракчеев при императоре Александре I, став в 1808 году военным

министром и генерал-инспектором всей пехоты и кавалерии. Он упорядочил комплектование и обучение строевого состава; ввел разделение армии на дивизионы; издал положения по многим частям военного управления; улучшил снабжение войск вооружением и провиантом; основал Артиллерийский комитет и организовал выпуск “Артиллерийского журнала”. Военные реформы Аракчеева во многом способствовали успехам русской армии в войнах с Наполеоном в 1812—1814 гг. Но в конце 1809 года Аракчеев, уязвленный возвышением М.М. Сперанского, подал в отставку с поста военного министра и получил взамен должность директора департамента военных дел Государственного Совета. Во время Отечественной войны 1812 года Аракчеев состоял при Императорской квартире, ведал комплектованием войск, пополнением артиллерийских парков и организацией ополчений.

В 1814—1815 гг. Александр I передал Аракчееву контроль над деятельностью Государственного Совета, Комитета министров, Собственной Его Императорского Величества канцелярии. По желанию императора, но сам к тому не стремясь, Аракчеев возглавил организацию военных поселений. В 1818 году по поручению Александра I Аракчеев подготовил проект освобождения крестьян, который так и не был осуществлен. Осенью 1825 года из-за болезни Аракчеев отошел от дел, а после воцарения Николая I был уволен в отпуск.

К концу правления Александра I в России сложилась непростая обстановка. В 1824—1825 гг. императора неоднократно предупреждали о существовании офицерского заговора и подготовке восстания. “Не мне их судить”, — отвечал Александр I, помня о собственных конституционных и республиканских увлечениях, и не предпринимал никаких мер.

Кроме того, возникла сложная династическая ситуация. Императорская чета была бездетна. По существовавшему тогда закону о престолонаследии, в случае смерти Александра трон должен был перейти следующему по старшинству брату — Константину Павловичу, к тому времени наместнику государя в Царстве Польском. Но Константин Павлович отказывался принять бразды правления Российской империей. Поэтому в 1823 году Александр I передал права на престол другому своему брату — великому князю Николаю Павловичу. Однако это завещание сохранялось втайне и от Сената, и от всего народа, и от самого Николая Павловича.

Сам Александр I чувствовал необычайную усталость от несомых им императорских обязанностей. “Я устал, — сообщал он брату Константину, — не в силах сносить тягость

правительства”. Он даже решил по достижении им возраста 50 лет, т.е. в 1827 году, отказаться от престола. А пока государь начал много и часто путешествовать по стране. Осенью 1825 года во время поездки в Крым император простудился. Простуда перешла в воспаление легких, и 19 ноября 1825 года Александр I скончался в г. Таганроге.

Неожиданная смерть Александра I породила многочисленные слухи и легенды, среди которых наибольшее распространение получила легенда о старце Федоре Кузьмиче. Согласно ей Александр не умер, а лишь имитировал свою смерть, а сам тайно скрылся из Таганрога и поселился в Сибири под именем старца Федора Кузьмича. Современники отмечали поразительное внешнее сходство этого человека с императором Александром I, его светские манеры, а также необыкновенную осведомленность о политических событиях и жизни светского общества первой четверти XIX в. Многие представители династии Романовых верили в истинность легенды. Но в настоящее время подтвердить или опровергнуть ее не представляется возможным. Федор Кузьмич умер 20 января 1864 года, унеся в могилу свою тайну.

***

Победа в Отечественной войне 1812 года вызвала небывалый до того времени подъем национального самосознания в России. И если для власть предержащих этот подъем свидетельствовал о необходимости укрепления традиционных основ Российской империи, то для большой части образованных людей из дворянского сословия он открыл существование… самого русского народа! Ведь до того большинство дворян воспринимало собственный народ лишь как “темную” и косную массу, как “глупых мужиков”, способных только к обработке земли да к удовлетворению многообразных дворянских прихотей. И вдруг этот “темный мужик” на вилах вынес из России грозу всей Европы — непобедимого Наполеона! А сами дворяне плечом к плечу вместе с солдатами-“мужиками” гнали этого Наполеона через всю Европу, пока не выкинули его на остров Святой Елены! Тут поневоле задумаешься...

Кто-то из дворян испугался мощной народной энергии, однако некоторые вдруг задумались о “правах народа”. Ведь складывалась вроде бы парадоксальная ситуация: народ, спасший от французского рабства все европейские народы, сам пребывал в рабском состоянии! Народ, предоставивший права другим европейским народам, сам не обладал

никакими правами, полностью подчиненный власти самодержавного монарха! Вот и замерцали в образованных головах идеи “спасения народа”, “освобождения народа от произвола и тирании”. Правда, как и раньше, впрочем, как и впоследствии, никто ни о чем не спросил сам народ — все-таки он, народ, был еще слишком “темен”. Вот и решили “спасать народ” посредством тайного заговора.

Первые тайные общества, копирующие масонские ложи, возникли уже в 1814 году: “Орден русских рыцарей”, “Священная артель”, “Семеновская артель”, а также кружок В.Ф. Раевского. В 1816 году был учрежден “Союз спасения” во главе с А.Н. Муравьевым, объединивший около 30 человек. Большинство участников поддерживали требования отмены крепостного права и введения конституционной монархии. Наиболее радикальные участники общества предлагали захват власти путем вооруженного заговора, а Лунин и Якушкин выступали за цареубийство. В 1818 году новый “Союз благоденствия” объединил уже около 200 человек и принял решение начать борьбу за республику, а в качестве средства достижения цели признал необходимость военной революции. В 1821—1822 гг. заговорщики создали два новых, еще более законспирированных общества: Южное общество на Украине с центром в Тульчине, руководимое Директорией из трех человек (фактический руководитель — полковник П.И. Пестель), и Северное общество в Петербурге, также возглавляемое Думой из трех человек (председателем общества стал капитан Генерального штаба Н.М. Муравьев).

Удивительно, но и цели политического действия, и политические идеалы — республиканский строй — и у Александра I, и у заговорщиков были похожи! Но вот методы достижения целей различались, ведь заговорщики хотели республики в России сейчас же, сию минуту! Потому и решились они на крайние меры: в 1826 году предполагалось объединить Северное и Южное общества и летом того же года совершить военный переворот.

Правда, и способы завоевания власти, и режим, который они предполагали установить, были далеки от гуманистических идеалов. К примеру, А.И. Якубович, готовый убить императора, предлагал отворить кабаки для черни, взбунтовать солдат и мужиков, напоить их водкой, а затем направить их на “штурм” Зимнего дворца и разграбление богатых кварталов Санкт-Петербурга. Вырабатывался и вариант поджога столицы в случае неудачи восстания. А вот в случае победы П.И. Пестель предполагал установить десятилетнюю диктатуру, завести 113 тысяч жандармов (в 30 раз больше, чем было при Николае I), а народ отвлечь от внутренних проблем завоевательными войнами. Поистине русские дворяне-

заговорщики были достойными сынами французских якобинцев!

Скоропостижная смерть императора Александр I неожиданно ускорила планы заговорщиков. На 25 дней в России возникла ситуация междуцарствия: не зная о тайном завещании-“манифесте” Александра I и стремясь сохранить преемственность власти, первоначально все государственные органы, войска и великий князь Николай Павлович присягнули брату Александра — великому князю Константину Павловичу. Сам Константин в это время находился в Варшаве, и его отказ от престола, задержавшись в дороге, прибыл в Петербург только 6 декабря. К тому же, манифест Александра, передающий власть Николаю Павловичу, находился в Москве у тогдашнего московского архиепископа Филарета, потому тоже был обнародован не сразу. Когда же все эти обстоятельства прояснились и стало понятно, что законным наследником престола является великий князь Николай Павлович, то была назначена переприсяга — на 14 декабря 1825 года.

Заговорщики решились воспользоваться этой запутанной ситуацией, тем более что простые солдаты не очень понимали, почему они должны переприсягать новому императору. Поэтому они поверили более образованным офицерам и утром 14 декабря вышли с оружием на Сенатскую площадь.

То, что заговорщики обманом вывели солдат на мятеж, — сегодня совершенно ясно. “Ура, Конституция!” — кричали заговорщики, призывая за собой солдат. “Ура!” — раздавалось им в ответ, ибо солдаты были уверены, что кричат “ура” в честь супруги Константина Павловича. Известен факт, когда на пути одного из восставших полков оказался император Николай Павлович. “Стой!” — закричал он. Но солдаты отвечали: “Мы — за Константина!” — “Когда так, то вот вам дорога”, — спокойно промолвил Николай Павлович, указывая на Сенатскую площадь…

Как известно, восстание завершилось поражением мятежников. Они не знали, что еще вечером 13 декабря Государственный Совет присягнул императору Николаю I, а утром 14 декабря к присяге были приведены другие высшие государственные учреждения. Да и сами заговорщики проявили нерешительность: не явился на площадь избранный диктатором восстания полковник С.П. Трубецкой, А.И. Якубович, которому было поручено арестовать царскую семью, в последний момент отказался это сделать, опасаясь цареубийства. В итоге, восставшие полки целый день простояли на площади, пока не были расстреляны из пушек...

Поражением закончилось и восстание, организованное Южным обществом. К началу восстания П.И. Пестель и вся Тульчинская управа были арестованы, поэтому С.И. Муравьеву-Апостолу 29 декабря 1825 года удалось поднять только Черниговский пехотный полк. Но уже 3 января Черниговский полк был разгромлен, а тяжело раненный С.И. Муравьев-Апостол и другие руководители восставших арестованы.

По решению нового государя началось следствие, по которому к ответственности были привлечены 579 офицеров и 2500 солдат. Солдаты были биты шпицрутенами и разосланы в штрафные роты. Специально созданному Верховному уголовному суду были преданы 121 человек. Пятерых заговорщиков, которых теперь стали именовать “декабристами”, приговорили к смертной казни: П.И. Пестеля, К.Ф. Рылеева, С.И. Муравьева-Апостола, М.П. Бестужева-Рюмина и П.Г. Каховского и казнили 13 июля 1826 года в Петропавловской крепости. 101 человек были сосланы в Сибирь, на каторгу и поселение, 15 — разжалованы в рядовые и отправлены в боевые части на Кавказ.

Вот в такой сложной ситуации взошел на престол Николай I Павлович (1796—1855), которому было суждено почти 30 лет стоять во главе Российской империи. Николай Павлович был третьим сыном императора Павла и императрицы Марии Федоровны. Еще четырехлетним ребенком он стал шефом лейб-гвардии Измайловского полка и с тех пор носил только измайловский мундир. С юных лет великий князь с большим интересом изучал военные науки, но более всего он любил инженерное дело. “Мы — инженеры!” — любил часто повторять Николай Павлович. И недаром впоследствии император Александр I поставил своего младшего брата во главе инженерного ведомства России, с каковым поручением великий князь блестяще справился.

В 1817 году великий князь Николай женился на прусской принцессе Шарлотте, принявшей православие и ставшей в России великой княгиней Александрой Федоровной. От этого брака родилось семеро детей, в том числе старший сын Александр, будущий государь Александр II.

В сентябре 1826 года в Москве в Успенском соборе состоялась коронация императора Николая I. Вступление молодого императора на престол породило в обществе многие надежды на улучшение положения дел.

Симпатии к новому монарху высказывал возвращенный им из ссылки А.С. Пушкин.

Между государем и Пушкиным установились тесные отношения, правда, иногда несколько обременительные для поэта, ибо император взял на себя права его личного цензора. Но в других случаях Николай I защищал Пушкина от нападок недоброжелателей. Более того, до знакомства с Пушкиным несколько равнодушный к поэзии, Николай Павлович, внимательно читая произведения Александра Сергеевича, стал ценить поэтическое слово. А после трагической смерти Александра Сергеевича император взял на себя материальные заботы о его семье — оплатил долговые обязательства поэта, устроил будущее его детей.

Николай I обладал огромной работоспособностью (работал по 18 часов в сутки!) и огромным личным мужеством. В 1831 году он сам усмирил холерные бунты в Петербурге (на Сенной площади) и в военных поселениях Новгородской губернии, убедив бунтующих покориться властям.

Николай I не был чужд понимания необходимости проведения государственных реформ, но всегда резко выступал против даже мысли о возможных революционных преобразованиях. По окончании дела декабристов в Манифесте 13 июля 1826 года Николай I осудил “дерзостные мечтания, всегда разрушительные”, но заявил о намерении проводить реформы, постепенно улучшать “отечественные установления”. 6 декабря 1826 года император Николай I создал Секретный комитет для подготовки важных государственных преобразований на основе многочисленных проектов, сохранившихся в кабинете покойного императора Александра I. Но главным для Николая Павловича был вопрос о том, во имя чего нужно осуществлять возможные реформы?

По мнению многих мыслителей XIX — начала XX вв. и современных исследователей, во время правления Николая окончательно завершился процесс, резко ускоренный Петром I, — процесс формирования русской нации. И Николай Павлович чутко уловил это главное содержание движения России по историческим дорогам в первой половине XIX столетия — он завершил дело Петра, но одновременно подвел черту под оголтелым преклонением перед пониманием “прогресса” на секулярный западный лад. А.С. Пушкин увидел эту характерную особенность царствования Николая Павловича, и недаром в 1830 году в письме к князю П.А. Вяземскому А.С. Пушкин писал: “Государь, уезжая, оставил в Москве проект новой организации, контрреволюции революции Петра (выделено мной. — С.П.)…”

В этом была одна очень важная черта императора Николая I — он был истинным русским царем. Многие современники свидетельствуют о любви императора “ко всему

Русскому”. Именно при Николае I при императорском дворе входит в привычку говорить по-русски (“даже с женщинами!” — восхищенно говорится в дневнике графини А.Д. Блудовой, что, по мнению самой Блудовой, было “дотоле неслыханным делом”). Впервые в моду император вводит для мужчин любимый им казацкий мундир, а для женщин — народное платье. Подобное поведение императора, а затем и всего двора со временем сделало переворот в дворянском семейном быту и воспитании, дало повод к стремлению возвращаться ко всему отечественному.

И недаром та же А.Д. Блудова отмечала: “Николай Павлович при самом восшествии на престол первый у нас показал пример, и поколение, при нем возросшее, уже далеко отступило от иностранных мнений и с любовью и рвением старается о всем родном”. И далее графиня Блудова вполне справедливо заключает: “В своих привычках и привязанности ко всему национальному Николай Павлович опередил своих современников и показал то предчувствие нужд и стремлений своего века, о которых мы упоминали как о черте отличительной людей, избранных Провидением и посылаемых Им во дни великих переворотов общественных”.

Идея национального призвания государя и государства, врученного ему Богом, была одной из стержневых идей, которые направляли все действия Николая I. Более того, забота о национальных интересах России подвигла государя максимально использовать все достижения “прогресса”, но он сумел поставить сам “прогресс” на службу России и использовать его для обеспечения российских национальных приоритетов. И в годы правления Николая I русская жизнь плодотворно развивалась — строились железные дороги, крепости, храмы, открывались по всей империи университеты, училища, школы, множились печатные издания и успехи литературы, зодчества, театра... Особенно активное развитие, кстати, получили естественные науки и инженерное дело.

Второй отличительной чертой Николая I следует признать то, что он сознательно принял на себя миссию русского православного царя. Сам государь был искренне верующим православным человеком, причем не просто в обрядовом смысле. Да, при Николае Павловиче при дворе впервые за многие десятилетия стали показательными хоровые исполнения молитв и церковных песнопений. Да, государь обязательно посещал церковные службы, а в своих путешествиях по России отстаивал длительные литургии. Но важно, что он

не просто их отстаивал, а искренне молился, т.е. принимал веру в Господа всем своим сердцем.

Сохранилось свидетельство А.С. Пушкина, который говорил А.О. Смирновой-Россет, записавшей слова поэта: “Знаете ли, что всего более поразило меня в первый раз за обедней в дворцовой церкви?.. Это что государь молился за этой официальной обедней, как и она (императрица), и всякий раз, что я видел его за обедней, он молился; он тогда забывает все, что его окружает. Он также несет свое иго и тяжкое бремя, свою страшную ответственность и чувствует ее более, чем это думают. Я много раз наблюдал за царской семьей, присутствуя на царской службе; мне казалось, что только они и молились...” Об этом же говорят и другие современники. “Он говаривал, что, когда он у обедни, то он решительно стоит перед Богом и ни о чем земном не думает”, — читаем мы в одном месте о Николае I. “А когда он приобщался (Святых Таин. — С.П.), Боже мой, что это была за минута! Без слез нельзя было видеть глубокое чувство, которое проникало его в это время”, — читаем в других воспоминаниях.

Сколько в этих записях удивления и восхищения! И вправду, было чем восхищаться — ведь более ста лет русские монархи не отличались истовостью веры. Тем более удивительным для современников было то, что ревностная вера государя восторжествовала во времена, когда в моду и обыкновение вошли вольнодумство и атеизм! Поистине, государь был достоин восхищения.

Великий русский провидец и старец, преподобный Серафим Саровский, говорил о государе Николае I одному из своих собеседников: “А ты уж, батюшка, не о нем пекись — его Господь сохранит: он велик перед Богом — он в душе христианин”. А в разговоре со своим келейником Павлом старец Серафим сказал о государе: “Я всегда молюсь, чтобы Господь продлил его жизнь для счастия России…”

***

Вполне естественно, что и свой императорский долг Николай I воспринимал как служение Богу, России и российскому народу. Он неоднократно говорил об этом публично, но, главное, этот принцип служения он возвел в абсолют и не мыслил своей жизни вне этого

служения. Своих подданных государь также направлял к исполнению сознательного служения Богу, Царю и Отечеству.

И потому именно в царствование Николая Павловича высшего пика достигло понимание Россией и самим государем великого духовного смысла существования Российской империи на земле. Современный исследователь М.Д. Филин совершенно справедливо отмечает, что сам император, конечно же, не был мыслителем на троне, и не дано ему было создать теорию грядущей “Христианской Империи”. Но его русская православная душа, наполненная готовностью к свершению духовного подвига, несомненно, интуитивно чувствовала этот великий духовный смысл бытия России. И потому духовная энергия императора пробудила к жизни, стимулировала труды многих русских мыслителей.

Одним из таких мыслителей, охваченных истинным духовным порывом, пробужденным государем, был министр народного просвещения С.С. Уваров.

Сергей Семенович Уваров (1786—1855) начал свою государеву службу еще в 1801 году в Коллегии иностранных дел. Был на дипломатической службе за границей, а вернувшись в Россию, занимался литературой, с 1811 года состоял почетным членом, а затем президентом Академии наук. В 1833 году С.С. Уваров стал министром народного просвещения, и период его управления министерством по праву признается благодатным временем для русского образования. С.С. Уваров положил начало образованию в реальных училищах, восстановил практику посылки молодых ученых в командировки за границу. Основал “Журнал министерства народного просвещения”. В 1835 году был введен новый устав, по которому управление университетами перешло к попечителям учебных округов, подчиненных министерству народного просвещения. Ректора университетов утверждались императором, а профессора — попечителем. В 1849 году С.С. Уваров вышел в отставку и продолжил занятия археологией и классической филологией.

Еще в 1832 году в своей записке на имя императора С.С. Уваров писал об “истинно русских охранительных началах Православия, Самодержавия и Народности, составляющих последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия Отечества”. При своем вступлении в должность министра в 1833 году С.С. Уваров провозгласил принцип деятельности министерства: “Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности”.

В 1837 году в отчете о деятельности вверенного ему министерства С.С. Уваров раскрывал сущность этой тройственной формулы: “При оживлении всех умственных сил охранять их течение в границах безопасного благоустройства, внушить юношеству, что на всех степенях общественной жизни умственное совершенствование без совершенствования нравственного — мечта, и мечта пагубная; изгладить противоборство так называемого европейского образования с потребностями нашими; исцелить новейшее поколение от слепого и необдуманного пристрастия к поверхностному и иноземному, распространяя в юных умах уважение к отечественному и полное убеждение, что только приноровление общего, всемирного просвещения к нашему народному духу может принести истинные плоды всем и каждому; потом обнять верным взглядом огромное поприще, открытое перед любезным Отечеством, оценить с точностью все противоположные элементы нашего гражданского образования, все исторические данные, которые стекаются в обширный состав Империи, обратить сии развивающиеся элементы и пробужденные силы, по мере возможности, к одному знаменателю; наконец, искать этого знаменателя в тройственном понятии “Православия, Самодержавия и Народности” — вот в немногих чертах направление, данное Вашим Величеством...”

Так в нескольких кратких выражениях и родилась знаменитая формула, может быть, одна из самых знаменитых в истории России, более того, выражающая идеал истинного устройства земного бытия России — Православие, Самодержавие, Народность. Немного позднее эта формула стала основой так называемой теории официальной народности. А в русских сердцах она получила и еще одно звучание: “За Бога, Царя и Отечество!”.

По мнению современного историка М.Б. Смолина, первооснованием для теории официальной народности явились идеи Н.М. Карамзина, изложенные в его записках “О древней и новой России” и “Мнение русского гражданина”, в которых историк предложил концепцию российского самодержавия как Палладиума России. Эти идеи всецело были разделяемы и даже вдохновляемы самим императором Николаем I. Еще в 1826 году при посещении Императорского Московского университета император выразил желание видеть в студентах университета “прямо русских”, подчеркивая тем самым национальный

характер своей политики.

Наряду с С.С. Уваровым большую роль в формировании теории официальной народности сыграли профессор русской истории М.П. Погодин, а также академик и профессор русской словесности С.П. Шевырев. В своей научной и педагогической деятельности в Императорском Московском университете они оба выступали за роль науки и просвещения как охранительницы и блюстительницы общественного спокойствия, внося своими взглядами определенный вклад в развитие официальной идеологии царствования императора Николая I. Значительную роль в пропаганде официальной идеологической формулы сыграл академик и профессор русской истории Н.Г. Устрялов и некоторые другие. Впоследствии формулу “Православие. Самодержавие. Народность” историк А.Н. Пыпин назвал “официальной народности теорией” (в журнале “Вестник Европы”, 1872—1873 гг.). Данное название и закрепилось в научной и научно-популярной литературе.

“Православие. Самодержавие. Народность” — это, конечно, духовно-политический идеал, к которому должна стремиться Российская империя, ибо в этой формуле обозначено столь чаемое на Руси триединство веры, власти и народа. Но “Православие. Самодержавие. Народность” — это еще и краеугольный принцип, на основе которого предполагалось строить всю русскую жизнь.

“Православие” — так звучит первый элемент русской духовно-политической триады. С.С. Уваров писал: “Исконно и глубоко привязанный к Церкви отцов своих, русский искони взирал на нее как на залог счастья общественного и семейственного. Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть”. И именно в годы царствования Николая I начинается постепенное возвращение традиционно значительной роли Русской Церкви в политической и общественной жизни России. Принципы защиты традиционной православной веры нашли отражение в Своде законов Российской империи (1833 г.). В правление Николая I государственная власть приняла ряд мер, улучшивших материальное положение монастырей и сельских приходов, ибо сельские священники, по убеждению императора, являют опору народной нравственности. Важной особенностью вероисповеднической политики этого времени была ее ярко выраженная антисектантская направленность. Государь многое сделал для того, чтобы воссоединить греко-униатскую церковь с Православной, что и случилось в 1839 году. В храмовом строительстве рождается великолепный имперско-византийский стиль, замечательным и самым талантливым творцом

которого стал архитектор К.А. Тон. Именно Тон по заданию императора Николая I спроектировал и построил в Москве возле Кремля новый Храм Христа Спасителя (вместо уже строившегося со времен Александра I храма, чья архитектура была наполнена масонской символикой). А позднее величественные русско-византийские храмы Тона наполнили многие города и монастыри России.

“Самодержавие” — второй элемент тройственной формулы. По мысли С.С. Уварова: “Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия... Спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется духом самодержавия сильного, человеколюбивого, просвещенного, должно проникать в народное сознание и с ним развиваться”.

В итоге настойчивых размышлений русских любомудров-консерваторов идея самодержавия была глубоко осмыслена. По убеждению русских мыслителей, самодержавие — это образ правления, положенный в основу российской государственности еще в пору ее становления и ставший для России традиционным, историческим. Кроме того, самодержавие — это синоним независимости русской государственности. Носитель верховной самодержавной власти — государь, располагающий юридически неограниченными правами и прерогативами, но несущий величайшую ответственность перед Богом за вверенные ему державу и народ. Отечественные историки XIX в. указывали, что возникновение самодержавия на Руси обусловлено непростыми условиями жизни и быта русского народа, постоянной опасностью внешнего нападения и вытекающей из того необходимостью сильной централизованной власти. Эта власть должна была защитить русский народ от внешнего врага и внутренних смут, упрочить единство страны, что вполне соответствовало народным интересам и чаяниям. В намерении содействовать созданию и сохранению сильной и праведной власти, которая оградила бы Святую Православную Русь от бедствий и водворила “спокойствие и тишину” в ее пределах, были, по мнению русских консерваторов, едины все сословия. Московское единодержавие рождалось в тесной связи с народным единством, основа которого — в мирных и созидательных стремлениях русского народа. Русские мыслители верили в возможность устройства единого законного порядка на началах веры, верности венчанному на царство государю и христианской любви.

“Народность” — третий элемент духовно-политической тройственной формулы. “Народность”, пожалуй, один из самых сложных для понимания элементов. Еще С.С. Уваров

писал: “Вопрос о народности не имеет того единства, как предыдущие... Относительно народности все затруднение заключалось в соглашении древних и новых понятий; но народность не заставляет идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях… Довольно, если мы сохраним неприкосновенным святилище наших народных понятий; если примем их за основную мысль правительства, особенно в отношении к отечественному воспитанию”.

Что же означает понятие “Народность”, не “народ”, не “нация”, а именно “Народность”? С.С. Уваров предлагал видеть в этом понятии принцип воспитания юношества на народных началах, приобщение юношества к “святилищу народных понятий”. Но, думается, время показало, что идея “Народности” имеет более глубокое содержание. Как уже говорилось, в XVIII — первой половине XIX вв. окончательно сложилась единая русская нация. Но в XVIII столетии под влиянием просветительства сущность понятия “нация” понималась в большей степени как светское — народ, обладающий волей и правами. Больше того, именно “воля народа” была объявлена главной при решении всех важнейших жизненных вопросов государства. Но для русского духовного сознания такое секулярное, обездуховленное восприятие нации было совсем неавторитетно. И вот на протяжении первой воловины XIX столетия и, особенно, в царствование Николая I происходил своеобразный процесс одухотворения национального сознания. Поэтому, думается, что идея “Народности” — это духовное осмысление нации, ее духовных и нравственных задач на земле. “Народность” — это русская нация, исполненная православного духа и христианской нравственности, ведомая к великим духовным целям русским православным царем, Помазанником Божиим во имя торжества Божией Правды.

В годы царствования Николая I рождается первый официальный гимн Российской империи, ставший одним из самых значимых символов николаевской эпохи в истории. Автором текста гимна стал поэт В.А. Жуковский, композитором А.Ф. Львов. Официально гимн впервые исполнили в Москве, в Большом театре 11 декабря 1833 года.

Боже, царя храни.

Сильный, державный,

Царствуй на славу, на славу нам.

Царствуй на страх врагам,

Царь православный.

Боже, царя, царя храни.

Триединый идеал “Православие. Самодержавие. Народность”, по сути дела, восстановил в русском сознании тот духовный смысл, который закладывался в существование Российского царства еще в XVI веке. Иначе говоря, этот идеал восстановил духовную связь России с собственным прошлым, утерянный было в XVIII столетии, и связал настоящее и будущее России с ее духовно-историческими корнями.

И еще очень важно, что, провозгласив триединый принцип “Православие. Самодержавие. Народность”, русская духовно-политическая мысль середины XIX века одухотворила саму идею Российской империи, придала Российской империи великий духовный смысл, указала Российской империи цели и задачи ее земного исторического бытия, а именно — устремленность в Вечность.

А конкретной задачей, ведущей для русского духовно-политического сознания XIX столетии, стала одна: Россия — это удерживающая сила. В этом отношении Российская империя рассматривалась как единственная в мире сила, способная удержать мир от падения в объятия антихриста, символами которого считались распространяющийся материализм в философии, секуляризм в отношении к религии, республиканизм и социализм в социально-политической сфере и революционизм в методах политического действия.

Эту удерживающую задачу Российского государства понимали многие современники Николая I. Во время европейских революций 1848 года, которые разбились о мощь русского колосса, Ф.И. Тютчев заметил: “Революция прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это ее особенный отличительный характер... Давно уже в Европе существуют только две действительные силы — революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой мир когда-либо был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества”.

Кстати, удерживающую роль Российской империи при Николае I прекрасно понимали и творцы мировой революции К. Маркс и Ф. Энгельс, сказавшие со страхом и ненавистью:

“Ни одна революция в Европе и во всем мире не сможет достичь окончательной победы, пока существует теперешнее Русское государство”. Потому и были их рассуждения о России наполнены столь значительным русофобским пафосом.

***

Николай I использовал все силы для того, чтобы всячески укрепить эту удерживающую роль России в мире. А, значит, в первую очередь нужно было удержать саму Россию. Позднее выдающийся русский мыслитель-консерватор К.Н. Леонтьев писал: “Государь Николай Павлович... чувствовал, однако, политическим инстинктом своим не только то, что Запад на пути к заразительному и для нас разложению, но что и сама Россия наша при нем именно достигла той культурно-государственной вершины, после которой оканчивается живое государственное созидание и на которой надо приостановиться по возможности, и надолго, не опасаясь даже и некоторого застоя”.

Для упрочения и упорядочения государственной власти Николай I повелел провести кодификацию законов. В 1826 году он основал Второе отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое возглавил М.М. Сперанский. К 1833 году это отделение подготовило 15 томов нового Свода законов Российской империи, одобренного и утвержденного Государственным советом и царем и введенного в действие с 1 января 1835 года. Николай I отдавал предпочтение составлению нового законодательства о правах сословий. Но, опасаясь новых проявлений недовольства со стороны дворянского общества, а также вследствие Польского мятежа 1830—1831 гг., царь отказался от проведения коренных реформ в государственном и общественном строе. Признавая систему военных поселений малопригодной для содержания армии, он ликвидировал военные поселения в Новгородской губернии (1831) и в Белоруссии (1836).

Император Николай I был убежденным противником крепостного права. В годы его царствования существовало 9 секретных комитетов, занимавшихся разработкой проектов отмены крепостного права и предоставления помещичьим крестьянам более широких прав. Доверив руководство крестьянским делом твердому приверженцу освобождения крестьян П.Д. Киселеву, царь сказал ему: “Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части”. Он одобрил начало реформы государственной деревни, подготовленной Киселевым, и в 1840-е гг. издал ряд указов, расширявших личные и имущественные права крепостных крестьян. Но так и не решился осуществить полную крестьянскую реформу, считая, что Россия, в

условиях враждебного окружения и популярности революционных идей, еще не готова к этому.

Николай I верил во всесилие государства. При Николае I значительно расширился бюрократический аппарат государственной власти. И это имело и серьезные негативные последствия. Не доверяя дворянству, никогда не простившему ему расправы над декабристами, царь избрал разветвленный чиновничий аппарат своей опорой. Он стремился назначать на высшие государственные посты людей военных, доказавших свою преданность и лояльность. Но, замечая несовершенства бюрократической системы, он гневно сетовал на то, что “столоначальники правят Россией”. Стремясь не допустить проникновения в Россию “революционной заразы”, Николай I санкционировал усиление политического сыска. Созданное в 1826 году Третье отделение было призвано взять под тайный полицейский надзор царившие в обществе настроения.

К сожалению, упования Николая I на силу государственного контроля было излишне идеалистическим. Государь не допускал самой возможности того, что в русском обществе могут возникать какие-то собственные толкования, мнения, взгляды на историю, современность и будущность России. От своих подданных император требовал неукоснительного соблюдения законов и своей государевой воли — и не более того. И любой, посмевший заступить за эту грань, очерченную императорской волей, немедленно подвергался наказанию. Так были наказаны П.Я. Чаадаев, петрашевцы (среди которых, как известно, был и молодой Ф.М. Достоевский), революционные демократы А.И. Герцен и П.И. Огарев (последние эмигрировали за границу).

Под бдительный пресс личной государевой цензуры попал и московский кружок славянофилов. Еще в начале 30-х годов Николай I, прочитав статью И.В. Киреевского “Девятнадцатый век”, разразился гневной филиппикой в адрес автора (слова государя передал А.Х. Бенкендорф): “Под словом просвещение он понимает свободу... деятельность разума означает у него революцию, а искусно отысканная середина не что иное, как конституция”. И с тех пор Николай Павлович постоянно подозревал славянофилов в либерализме, а сами славянофилы подвергались такому гонению, как “ни один западник, ни один социалист”. Вот так, к сожалению, и разошлись, особенно в 40-е годы XIX века, две мощные национальные силы — государственный инстинкт императора и выросшее из народного сознания славянофильское учение.

Здесь можно только сожалеть, что в царствование Николая I так и не произошло

соединения государственного патриотизма с живым, пусть и беспокойным патриотизмом народным. “Земля” и “Власть” опять не смогли услышать и понять друг друга. “Власть” нисколько не интересовалась мнением “Земли”, более того, считала само существование такого мнения настоящей крамолой. И “Земле”, чтобы сохранить спокойствие в империи, оставалось только соблюдать свой верноподданнический долг. А ведь при такой постановке дела, по заключению одного из современников, “Самодержавие” грозило превратиться в “систему полицейско-канцелярской диктатуры”, “Православие” — в освящающую ее духовно-консервативную силу, а “Народность” — в верноподданническое прикрытие государственного фасада.

И сейчас можно признать, что подобное отношение российской “Власти” к “Земле”, т.е. к собственному народу, стало причиной очень многих проблем в отечественной истории. Разрыв между “Властью” и “Землей” не мог способствовать длительному благодатному существованию России…

***

Осмысливая внешнеполитическую линию Российской империи, Николай Павлович говорил: “Россия — держава могущественная и счастливая сама по себе; она никогда не должна быть угрозой ни для других соседних государств, ни для Европы. Но она должна занимать внушительное оборонительное положение, способное сделать невозможным всякое нападение на нее”.

Именно эта твердая позиция государя обеспечила многие военные и внешнеполитические успехи, которые достигла Россия в царствование императора Николая I. Были победоносно завершены войны с Персией (1826—1828) и Османской империей (1828—1829). Под протекторат России перешли Дунайские княжества. Но в 1831 году император спас турецкого султана, которому угрожал завоеванием египетский паша. Зато в результате, Россия с 1833 года на несколько лет установила свой контроль над проливами Босфор и Дарданеллы. Император Николай I укреплял военный и политический союз России с Пруссией и Австрией. В 1849 году русский царь честно выполнил свой союзнический долг перед Австрией, направив войска в Венгерский поход, во время которого русские полки спасли австрийскую монархию и всю Европу от революции.

Из Высочайшего Манифеста 14 марта 1848 года: “После благословений долголетнего

мира запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства.

Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии, и, разливаясь повсеместно с наглостью, возраставшей по мере уступчивости правительств, разрушительный поток сей прикоснулся, наконец, и союзных нам империи Австрийской и королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей Богом вверенной России.

Но да не будет так!

По заветному примеру наших православных предков, призвав на помощь Бога Всемогущего, мы готовы встретить врагов наших, где бы они ни предстали, и, не щадя себя, будем в неразрывном союзе с святой нашей Русью защищать честь имени русского и неприкосновенность пределов наших.

Мы удостоверены, что всякий русский, всякий верноподданный наш, ответит радостно на призыв своего государя, что древний наш возглас: за Веру, Царя и Отечество и ныне предскажет нам путь к победе, и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтесь, яко с нами Бог!”

Но, стремясь возродить “законный порядок” в Европе после революций 1848—1849 гг., Николай I не смог предотвратить возникновения там мощной антирусской коалиции в составе Англии, Франции и других держав. Европейские государства, уже пораженные язвой гуманистического либерализма, просто-напросто испугались неимоверной мощи Православной Российской империи и начали изощренную пропагандистскую кампанию против России — европейская печать постоянно публиковала о России клеветнические сочинения. Что стоят только разглагольствования об отсталости, варварстве и агрессивности России в книге маркиза А. де Кюстина “Россия в 1839 году”!

Итак, 30 лет император Николай I удерживал Россию, а сама Российская империя удерживала весь мир на зыбком рубеже света и тьмы. И именно в эти 30 лет Россия превратилась в могущественнейшую мировую державу. И здесь нужно отметить одну очень важную черту во внешнеполитической деятельности российского императора. Будучи одним из самых религиозных государей за всю историю России, Николай I придавал религиозный смысл и военным действиям, которые ему приходилось предпринимать. По

мнению современного писателя и публициста К.Б. Раша, “все царствование императора Николая I — это одинокий поединок “последнего рыцаря Европы” с “исчадиями ада” революций, это война днем и ночью со скрытным и коварным врагом, война не на жизнь, а на смерть”. В 1848 году во время февральской революции в Париже Николай I писал брату своей жены прусскому королю Фридриху Вильгельму IV: “Нам обоим угрожает неминуемая гибель”. Царь знал, что говорил. Он лучше всех в Европе понимал угрозу и знал, за что он воюет. Отправляя в 1849 году войска в Европу на подавление революции, он сказал: “Ибо мы защищаем самое святое дело, мы — христиане”.

К.Б. Раш видит пять великих христианских сражений, которые дал император Николай I антихристовым силам в виде “революционной гидры” и которые он совершенно ясно осознавал, как войны за Святую Русь. Первое из них — сражение на Сенатской площади в 1825 году, когда он лично руководил подавлением декабрьского путча.

Второе сражение произошло в 1831 году, когда был подавлен революционный мятеж в Польше. В этом сражении плечом к плечу с императором выступил и А.С. Пушкин, даровавший народу русскому знаменитое стихотворение “Клеветникам России”.

Третье сражение состоялось в том же 1831 году, когда Николай I, высадив десант на Босфор, спас гибнущую Оттоманскую Порту и поставил ее в тот момент заслоном перед ордами египетского Мехмет-паши.

Четвертое сражение дал государь Николай I в Европе, послав в Австро-Венгрию в 1849 году стотысячный русский корпус.

А пятым, и последним, православным сражением императора Николая Павловича против либерально-революционной Европой стала Восточная война, позднее вошедшая в учебники под именем “Крымской войны 1853—1856 гг.”.

Укрепив положение России в Европе в ходе подавления революционных бунтов 1848—1849 гг., Николай I решил усилить позиции своего государства на Балканах и Ближнем Востоке. В эти годы возник спор между православными и католиками о святых местах в Палестине. Турецкий султан, в чьи владения тогда входила Палестина, истово ненавидя Россию и православие, решил поддержать католиков, ущемив при этом интересы православных. Так, ключи от храма Рождества Господня в Вифлееме были переданы от греков католикам, интересы которых представлял французский император Наполеон III. Российский император вступился за единоверцев, справедливо полагая, что Православная Империя не может покорно снести подобного оскорбления. Николай I потребовал от

Османской Порты особого права для русского царя быть покровителем всех ее православных подданных. Турки ответили отказом.

В ответ в июне 1853 года русские войска заняли Валахию и Молдавию, объяснив туркам, что русские войска уйдут из Дунайских княжеств тогда, когда турки вернут православным ключи от храма в Вифлееме.

Из Высочайшего Манифеста 14 июня 1853 года: “...Защита Православия была искони обетом блаженных предков наших. С того самого времени, когда Всевышнему Промыслу угодно было вручить нам наследственный престол, охранение сих святых обязанностей, с ним неразлучных, было постоянно предметом заботливости и попечений наших; и они... всегда направлены были к обеспечению прав Церкви Православной... Не завоеваний ищем мы: в них Россия не нуждается. Мы ищем удовлетворения справедливого права, столь явно нарушенного...”

Англичане и французы посоветовали туркам отказать русским. В октябре 1853 года Османская империя объявила войну России. Так началась Крымская война.

Из Высочайшего Манифеста о войне с Турцией 20 октября 1853 года: “Россия вызвана на брань: ей остается, возложив упование на Бога, прибегнуть к силе оружия, дабы понудить Порту к соблюдению трактатов и к удовлетворению за те оскорбления, коими отвечала она на самые умеренные наши требования и на законную заботливость нашу о защите на Востоке Православной веры, исповедуемой и народом русским”.

Уже вскоре, разбив в нескольких сражениях турецкую армию и флот, Россия могла одержать внушительную победу, но... Либеральная Европа не могла допустить такого триумфа православного государя. В 1854 году в войну на стороне Турции вступили крупнейшие европейские державы — Англия и Франция, позднее к ним присоединилось Сардинское королевство. А самое ужасное состояло в том, что Николая I предали и нанесли ему удар в спину самые, как казалось, близкие союзники — монархические Австрия и Пруссия.

Правда, в дипломатических неудачах сказалась и позиция тогдашнего министра

иностранных дел К.В. Нессельроде. Карл Васильевич (Карл-Роберт) Нессельроде (1780—1862) был министром иностранных дел России на протяжении почти сорока лет с 1816 по 1856 гг. Выходец из семьи немецкого графа, Нессельроде был протестантом и до конца жизни так и не научился правильно говорить по-русски, хотя на русской службе находился с 1796 года.

Нессельроде обладал посредственными дипломатическими способностями, но был послушным царедворцем. Ему были чужды интересы России, он не любил русских, считал их ни к чему не способными, но преклонялся перед немцами. Он придерживался австро-прусской ориентации и испытывал недоверие к Франции. В начале Крымской войны 1853—1856 гг. Нессельроде неверно оценил австро-русские и англо-французские противоречия и привел Россию к политической изоляции. До сих пор остается загадкой, почему Николай I так упорно держался своего министра иностранных дел. Лишь после окончания Крымской войны и заключения неудачного Парижского мирного договора 1856 года Нессельроде был уволен в отставку уже новым государем Александром II.

И все же предательство австрийской монархии, только что спасенной русскими штыками, было особенно изощренным! Николай Павлович с горечью говорил: “Я жестоко наказан за излишнюю доверчивость по отношению к нашему молодому соседу (т.е. австрийскому императору. — С.П.)...” Но он же и прекрасно понимал причины такого предательства: “Что теперь делается, меня не удивляет. Я уже в 1849 году был уверен, что Европа не простит нашего спокойствия и наших заслуг”. Однако государь был намерен до конца исполнить свой долг.

Из Высочайшего Манифеста 9 февраля 1854 года: “Итак, против России, сражающейся за Православие, рядом с врагом христианства становятся Англия и Франция! Но Россия не изменит святому своему призванию, и если на пределы ее нападут враги, то Мы готовы встретить их с твердостию, завещанной нам предками…”

Из Высочайшего Манифеста 11 апреля 1854 года: “Православной ли России опасаться сих угроз? Готовая сокрушить дерзость врагов, уклонится ли она от священной цели, Промыслом Всемогущим ей предназначенной? Нет! Россия не забыла Бога! Она ополчилась не за мирские выгоды; она сражается за Веру Христианскую и защиту единоверных своих братий, терзаемых неистовыми врагами. Да познает же все

Христианство, что как мыслит Царь Русский, так мыслит, так дышит вся Русская семья — верный Богу и Единородному Сыну Его, искупителю нашему Иисусу Христу, православный русский народ”.

С весны 1854 года война, хоть и названная позднее Крымской, на самом деле носила мировой характер, ибо в ней участвовали крупнейшие государства, а военные действия велись по всему миру — в Крыму, на Кавказе, в Европе, в Баренцовом море и даже на Камчатке. Боевые действия в Крыму, оборона Севастополя стали примером высочайшего героизма русского народа. Конечно, справиться с международным монстром было слишком тяжело, но даже оставление Севастополя еще не означало поражения России. И вполне возможно, Крымская война завершилась бы русской победой, если бы… Если бы на престоле остался император Николай Павлович… Но Николай I умер 18 февраля 1855 года, не дожив до конца войны.

Еще в 1850 году Николай Павлович адресовал своему сыну-наследнику Александру слова: “Дай Бог, чтобы удалось мне сдать тебе Россию такою, какою стремился я ее поставить: сильной, самостоятельной и добродающей, — нам добро — никому зло”. Единственное дело, которое он не успел закончить, — отмена крепостного права. Недаром император Николай I говорил сыну в 1854 году: “Я не доживу до осуществления своей мечты; твоим делом будет ее закончить...” И, умирая, император завещал сыну Александру отменить крепостное право.

Список литературы

Упадок русской культуры презентация

Похожие курсовые работы